int_solg_yusova
К ФОТОГРАФИЯМ
ГЕНИЙ - СЫН ГЕНИЯ
Игнат Солженицын не считает музыку духовным занятием

В Вермонте, где легендарный писатель Александр Солженицын, изгнанный в 1973 году из Советского Союза, поселился со своей семьей, в доме, который был куплен с мебелью, оказался старинный кабинетный рояль. И средний сын писателя, Игнат, еще в нежном детском возрасте, о котором знает лишь по рассказам родителей, начал самостоятельно играть на нем. Все были рады тому, что ребенок нашел себе увлекательную игрушку. Но однажды в гости к Солженицыну приехал его друг, Мстислав Ростропович. Оценив самостоятельный музыкантский опыт Игната, он посоветовал отдать его к хорошему педагогу. Сегодня мировая известность пианиста и дирижера Игната Солженицына сравнима с литературной славой его знаменитого отца.

...Игнат Солженицын по-западному педантичен, пунктуален, собран. Это неудивительно, так как вырос он вдали от Родины. Каждый его день, месяц и год расписаны буквально по минутам. Он считает, что на его дисциплинированность повлиял своим личным примером отец, в делах которого братья участвовали с самого детства.
Восемнадцать лет подряд эта дружная семья встречала Новый год в четыре часа дня, потому что в Москве в это время наступала полночь. И второй тост всегда поднимался за возвращение на Родину.
Игнат Солженицын, приехавший с концертом в Нижний Новгород, в эксклюзивном интервью газете «Покровка, 7» делится своими взглядами на российскую жизнь.
— Известно, что ваш отец стал верующим человеком. Воспитывал ли он вас, детей, в православных традициях?
— Да, конечно. Так Бог дал, что в той знаменитой «вермонтской глуши», куда мы переехали, как ее всегда называла пресса, в получасе езды от нас оказалась православная церковь. В этой церкви мы все и выросли. Нас с детства приучали к церковной дисциплине, молитвам, постам. Все эти традиции для нас святы и по сей день.
— Ваша жена американка. Разделяет ли она вашу веру?
— Я был счастлив, что она перешла в православие, будучи католичкой. Я не настаивал на этом, но она сама понимала, как это важно для меня. И детей мы тоже растим в православии.
— Во многих ваших интервью вы рассуждаете о понятии «свобода». Например, однажды вы сказали, что «свобода — это дальновидное самоограничение». Какой смысл вы вкладываете в него — земной, светский, или же все-таки духовный, вероучительный?
— Вопрос сложный. Есть разные «свободы» — политическая, свобода слова, совести... Но, наверное, в самом высоком смысле, свобода — это не то, что можно получить от кого-то, а то, что мы сами создаем в себе. Один из важнейших уроков книг моего отца заключается в том, что свобода отдельного человека далеко не всегда связана с освобождением общества. Внутри далекого от свободы Советского Союза существовало общество еще более несвободное. Это заключенные лагерей и тюрем — абсолютные рабы в стране рабов. И тем не менее среди них были по-настоящему свободные люди, которые высоко держали голову, думали и говорили, о чем хотели. И, наоборот, в том же СССР были другие, кто имел власть и все материальные возможности, с ней связанные, но чем больше они имели, тем больше боялись потерять, а потому их нельзя назвать свободными. Человек может стать рабом своей собственности, своих вещей. Купил огромный дом — и началось беспокойство о нем: как бы не сгорел, лишь бы не обокрали, а вместе с этим беспокойством теряется что-то в драгоценном внутреннем мире.
— Не хотите ли вы сказать, что весь мир несвободен? Что на Западе просто укоренились другие формы несвободы при отсутствии тоталитаризма?
— И да, и нет. Я бы сказал это с некоторой опаской. По большому счету, свободны мы или нет — вопрос между каждым из нас и Богом. И все-таки нельзя забывать, насколько важна свобода в земном понимании. Вот мы с вами сидим в стране, которая еще совсем недавно была тоталитарным государством, говорим, что хотим, обсуждаем темы, которые не могли бы обсуждать тогда. Это важно.
Так же важна свобода экономическая. Мир, слава Богу, двигается по пути свободного предпринимательства (не говорю по пути «рынка», это у нас слово грязное), то есть в своей экономической деятельности человек тоже может делать все, что хочет, в полную силу своих желаний. Говорят, сытый голодного не поймет. Россия стала свободной страной, а живет, по западным меркам, в глубокой нищете. Но на Западе этого не замечают, там рады лишь политическим переменам в России. Иногда меня спрашивают: как дела в России? Я отвечаю: трудно. Как, продолжаются расспросы, у них же теперь нет коммунизма! Конечно, коммунизма нет, и это хорошо, но реформы не проводятся, и людям живется плохо. Одним духом человек не может жить, никто не имеет права ему это навязать взамен нормальной человеческой жизни.
— Сейчас всеобщее внимание целиком поглощено событиями в Ираке. Не считаете ли вы, что, несмотря на отсутствие в Америке геноцида против собственного народа, в мире она ведет себя как тоталитарное государство?
— Резко не соглашусь с вами! Вот все осуждают Америку за вторжение в Ирак, но нельзя забывать, что и в Европе многие сказали «да» этой войне, тогда как в США многие сказали «нет». Всем нам хочется мира без войны, но, думаю, человечеству до этого еще очень далеко.
— Можно ли назвать занятия музыкой духовной деятельностью?
— Если под духовностью подразумевать религиозность, то тогда, конечно, нельзя. Я знаю многих музыкантов, которые в Бога вообще не верят. Но мы и не должны искать в музыке одну лишь духовность. Музыканты исполняют светскую музыку, написанную не для использования в церкви. И здесь не надо ей навязывать какую-то лишнюю функцию. А то многие вообще начинают рассуждать, что каждая нота у Моцарта — это чуть ли не голос Бога. Тут все-таки надо судить осторожно.
Хотелось бы играть только ту музыку или читать те книги, в которых есть ответы на глобальные вопросы бытия. Вот есть обычные детективы, а есть детективы Достоевского. Ведь все его книги, фактически, детективы. Но суть его книг — это то, ради чего стоит жить и что дает ответы на многие сложные вопросы. Можно играть и вальсы Штрауса, и даже нужно — ничего в этом предосудительного нет. Но, конечно, ожидать, что эта музыка откроет нам великие тайны, вряд ли будет правильным.
— Какая же красота спасет мир? Вы как человек искусства, наверное, пытались найти ответ на этот вопрос?
— Вряд ли я компетентен на него ответить. Большинство моих коллег отвечают в том смысле, что если случится такое, что на нас начнут кидать бомбы, то мы будем играть под бомбежкой Шостаковича или Брукнера. Вот Леонард Бернстайн в момент вторжения Америки во Вьетнам сказал, мол, нашим ответом насилию будет то, что мы будем играть с еще большей страстью, с еще большей отдачей. Это не то. Я с уважением отношусь к этим трогательнейшим историям о том, как в умирающем, замерзающем блокадном Ленинграде люди шли в филармонию на концерт симфонической музыки. Я преклоняюсь перед такой любовью к красоте! Но все-таки трусливо и неправильно, по меньшей мере — опрометчиво, говорить, что в этом есть спасение от несовершенства мира. И, кстати, еще вопрос, что выберет музыкант, когда окажется под бомбами, — спасение своей жизни или музыку? Когда мы сыты и в безопасности, мы не можем без музыки жить. Но это не значит, что мы выберем красоту в момент, когда надо спасать жизнь.
— Собираетесь ли вы вернуться в Россию?
— В России для меня недостаточно работы. Я бы не смог даже прокормить семью, если бы работал только здесь. Не знаю, как выживают здесь российские музыканты? Но Россию я глубоко люблю, это моя Родина. Такие приезды, как сюда, в Нижний Новгород, я использую и для того, чтобы познакомиться с Россией поближе. В прошлый мой приезд мне удалось многое увидеть. Кто как живет, слышу — немного иная речь, другой подход к жизни. Это очень интересно.
— А характер у вас русский?
— И да, и нет. У каждой нации есть свои уникальные плюсы и минусы. Такие черты, как щедрость, благочестие, широта души, надеюсь, до сих пор остались у русского человека. Но, с другой стороны, есть и такое, чем гордиться нельзя, — безалаберность, пьянство. Это у нас природное! И большевики тут ни при чем. Сколько еще в 19 веке погибло от алкоголя выдающихся деятелей искусства! Женщины у нас, в России, умирают в 65 лет, а мужчины в среднем в 55! В цивилизованном мире это неслыханно, чтобы в 55 лет ждать смерти! Это же Бангладеш! И это оттого, что русский не знает меры. Так что и народ в целом, и каждый отдельный человек, наверное, должны стремиться изживать минусы и развивать свои национальные плюсы.
— Вот уже десять лет ваш отец живет в России. Каков его взгляд на перспективы страны - пессимистический, оптимистический?
— Он глубоко переживает все несчастья России. Конечно, стало больше свободы, но многие стали жить хуже, чем раньше. Душой он с ними. С другой стороны, он верит, что Россия возродится и уже возрождается, даже если это и не всегда очевидно.


НАША СПРАВКА
Игнат Солженицын, пианист, средний сын писателя Александра Солженицына. Родился в 1972 году в России, вырос в Америке, в Вермонте. Сейчас живет в Филадельфии, много гастролирует по всему миру. Женат на американке, имеет двух детей.

втор: Ольга ЮСОВА
Дата публикации: Четверг, 03 апреля 2003
Категория: искусство
ВЕРНУТЬСЯ К ФОТОГРАФИЯМ

Хостинг от uCoz